Реаниматолог-анестезиолог Покровской больницы Сергей Саяпин недавно выписался из Боткинской больницы. Он перенес двустороннюю вирусную пневмонию, вызванную COVID-19, и сейчас находится дома на больничном. Сергей с самого начала кризиса в Покровской больнице, когда у медиков не было надлежащих средств индивидуальной защиты, говорил об этом открыто. А теперь он написал заявление на имя главного врача о компенсации за заражение инфекцией на рабочем месте при исполнении служебных обязанностей. Правда, Саяпин не исключает, что и ему, да и многим другим медикам, заразившимся COVID-19, нелегко будет добиться компенсации.
— Сергей, вы на себе почувствовали, что такое COVID-19. Опишите ощущения. Расскажите, как лечились, что еще предстоит.
— Не оцениваешь сначала тяжесть своего состояния на самом деле. Что-то такое происходит, потеря самокритики. В гриппе, ОРВИ понимаешь, что болеешь. А тут поначалу этого ощущения не было, но началась аносмия — потеря обоняния. Я запахов и вкуса не чувствовал. Ешь что-то и как будто пластик жуешь. Обоняние потом вернулось, еда снова приобрела вкус 17 апреля — в день госпитализации в больницу Боткина. Но к потере обоняния и вкуса еще присоединился кашель, одышка, которой раньше не было. По отделению прошелся — и уже одышка. Еще за неделю с ковидом я потерял 6 кг веса. Списывал на то, что ходим в СИЗ, но теперь понимаю, что это симптом пневмонии, системного воспалительного процесса. Лихорадка еще присоединилась до 38 градусов.
Лечили в Боткина полностью по протоколу, который в шестых рекомендациях Минздрава. Все, что нужно, давали: гидроксихлорохин, азитромицин, только от калетры я отказался. Хорошо лечили. Только вот лечебную физкультуру и дыхательную гимнастику для восстановления легких я сам себе прописал.
Теперь я дома, мне еще продлили больничный на 10 дней, буду на самоизоляции.
— Как вы намерены добиваться компенсации, что для этого уже сделали? И что, на ваш взгляд, сейчас происходит в стационаре, где вы работаете? Лучше стало с защитой медиков?
— Направил заявление в произвольной форме, как и предписано, на имя главного врача. По почте, с уведомлением о вручении, чтобы не было возможности сказать, что я ничего не отправлял. На самом деле на 99% я считаю, что решение будет отрицательным. Ведь если это будет связано с тем, что я заразился на работе, то это расценивается как профпатология и в соответствии с приказом Роструда вина лежит на главном враче, ей грозит штраф в 50 тыс. рублей.
Все главные врачи будут этому противиться — признанию, что медики заразились на работе при исполнении. И я практически уверен, что все эти компенсации медикам придется получать через суд.
— Вы полагаете, что заразились, когда интубировали пациента, а надлежащих СИЗ не было?
— Да, и через 2−3 дня развилась аносмия и клиническая картина болезни.
— Вы в это время не покидали Покровку?
— Покидал, садился в машину и ехал на самоизоляцию, в квартиру, где, кроме меня, не было никого.
— Вы сейчас поддерживаете связь с коллегами?
— Конечно, там все начало меняться после нашего письма в прокуратуру и губернатору, но все продвигается со скрипом. Зонировать начали, но средств индивидуальной защиты не хватает до сих пор — очков, респираторов.
— Если вспомнить самое начало — когда вы как врач поняли, что вам и коллегам придется напрямую столкнуться с этой инфекцией? И ощущало ли руководство больницы, что надо работать иначе?
— Когда уже все разумные люди начали это понимать, то со стороны руководства больницы не было никаких шагов абсолютно. Я начал осознавать, что нас не минует, когда в первых числах апреля на карантин стали закрываться отделения. Понятно же, что если положили пациента, а на следующий день к нему приезжает положительный анализ на COVID-19, который он сдавал амбулаторно, то в принципе заражения на отделении не миновать никак. И эта реакция комитета, что нам не положены СИЗы — ведь мы работаем с пневмониями. Меня это просто убило.
— Почему так мало медиков решаются говорить о реальных проблемах — нехватке СИЗ, неприспособленности стационаров?
— Меня тоже эта реакция удивляет. Что это? Нежелание бороться? Я не знаю, могу только за себя отвечать, не за других. А у сестер, да, у них больше мужества, чем у иных врачей.
Я считаю, что медсестра — важнейшее звено стационара. Есть же поговорка — «никогда не ссорься с медсестрой, потому что только она знает, что набрано в твоем шприце».
— Как вы думаете, что теперь изменится в медицинских подходах — ведь впервые все медики столкнулись с подобной пандемией? И что изменится в жизни обычных людей?
— Я боюсь, что все останется, как прежде, но искренне надеюсь на перемены. Может быть и то, что «медики-герои» через месяц после пандемии все забудут и СК (Следственный комитет. — Прим. ред.) снова начнет нас обвинять во всех грехах.
Важно, чтобы рядовые бессмертные пони — врачи — поняли, что они люди, а не рабы, чтобы требовали обеспечения своих прав. А у начальства бы появилось больше мозгов и мужества и понимания, что их сотрудники не расходный материал.
А про людей. Мне кажется, что стали все-таки понимать. Я вот ходил на почту — там все соблюдают дистанцию, так что до людей доходит постепенно. Знаете, чем пессимист от оптимиста отличается? Пессимист считает, что все плохо и хуже не будет, а оптимист — что будет хуже. А я буду и дальше работать реаниматологом, придерживаясь принципа «делай, что должно, и будь, что будет».
Буквально день в день на сайте Смольного появилось два документа — Распоряжение № 260-р, в котором говорится, как медработнику надо доказывать, что он заразился COVID-19 на рабочем месте, подписанное губернатором Александром Бегловым и объявление комитета по здравоохранению об острой нуждаемости двенадцати (!) стационаров Петербурга, работающих с коронавирусной инфекцией, в медиках — врачах-специалистах и медицинских сестрах. В Распоряжении есть пункт, особо поражающий цинизмов — вину медика, заразившегося «короной» будут определять в каких-то процентах. Что за проценты? На мой вопрос Сергей Саяпин ответил так: «А никто не знает, это показатель, введенный для экономии бюджета».
Депутат петербургского парламента Борис Вишневский направил обращение к губернатору Александру Беглову. Парламентарий, в частности, пишет: «В этой ситуации нельзя исключить, что выделенные на выплаты средства попытаются „экономить“, не признавая за пострадавшими право на их получение. Либо указывая в качестве причины смерти пневмонию или „сопутствующие заболевания“, либо не признавая связи заболевания медицинского работника коронавирусной инфекцией с оказанием им помощи пациентам. Заразился сам, в общественном транспорте, по дороге на работу, был неосторожен, или сам виноват, не надел защитный костюм (которых, как вам известно, не хватает)». Вишневский просит Беглова дать поручение комитету по здравоохранению распоряжение так, чтобы все, кто работает с заболевшими коронавирусной инфекцией, начиная от скорой помощи и заканчивая реаниматологами, — врачи, медсестры, санитарки, которые подвергаются огромному риску, — в случае заболевания, имели право на получение выплаты автоматически, без каких-либо бюрократических подтверждений. И без попыток установить «процент их вины» в заболевании.
Напомним, Евгений Шляхто, глава межведомственной рабочей группы по противодействию коронавирусной инфекции в Петербурге, сообщил, что более 250 медиков заболели COVID-19. Умерли восемь медиков. Смольный выделил на выплаты заболевшим и семьям погибших врачей, медсестер, фельдшеров и санитаров 30 млн рублей.
