Книга Марселя Байера «Почтовый ящик Путина» не публиковалась в России: сборник из восьми эссе выходил лишь в Германии. «Мой район» публикует несколько отрывков из эссе, которое и дало название сборнику. Перевод с немецкого Виталия Серова.
Сам не знаю, что на меня нашло, но сегодня утром я еще в полусне сел в машину и поехал на край города, чтобы увидеть там один почтовый ящик, когда-то кукурузно-желтый, а теперь мшисто-зеленый, который не выходит у меня из головы с прошлой зимы. Я точно помнил, что этот ящик висит рядом с входной дверью совершенно обыкновенного многоквартирного дома, это ящик довольно некрасивой модели, такие вешали повсюду в Западной Германии в 80-х годах, когда четкие формы считались несовременными и люди предпочитали закругленные углы, но это вовсе не делало эти ящики элегантнее, скорее напротив – они казались какими-то неуклюжими.
Когда я впервые искал этот длинный панельный дом с почтовым ящиком, то долго бродил в поисках нужного адреса, дом № 101 по Радерберг Штрассе, улица превращается здесь в узкий, немощеный переулок, а потом и вовсе в тропинку. Весь этот поселок находится на территории, которая раньше присутствовала на карте Дрездена разве что в виде белого пятна, потому что была как бы частью России, а по-моему, остается ею до сих пор; это часть России, не обозначенная ни на одной российской карте. И вот на фасаде дома № 101 по Радерберг Штрассе, которая когда-то называлась улицей Юлиана Мархлевского, в 1990 или даже в 1992 году, когда последний солдат войск СНГ покинул город, Немецкая федеральная почта и установила тот самый ящик, который мне так запомнился. А на четвертом этаже этого дома во второй половине 80-х годов проживала семья Путиных.
Табличка с номером дома и подъезды находятся с другой стороны этого длинного строения, на безымянной улице, я это понял еще зимой по бесчисленным следам на снегу. Я заворачиваю на гравийную дорожку и подтверждается мое подозрение, мучавшее меня еще по пути – почтовый ящик демонтировали. Не видно даже замазанных отверстий от крепежа на бетонной плите первого этажа, за которой находится гостиная – это я понимаю, поднимаясь по трем ступенькам к входной двери, по обе стороны от которой разбиты строгие газоны.
Судя по всему, заселены все квартиры кроме одной, это видно по табличкам со звонками у входа в дом, а всего здесь 12 квартир. На табличке квартиры на третьем этаже справа, то есть, вероятно, прямо под квартирой Путина, написано – «Гостевая квартира»; может быть, её просто трудно сдать, потому что людям не хочется, чтобы над их головами топтался дух давно сгинувшего отсюда русского, или наоборот, этих гостей (чьих гостей, встает вопрос?) очень привлекает перспектива провести ночь-другую, представляя, как над ними бессонными ночами беспокойно снует туда-сюда будущий президент.
По-моему, это все преувеличения, это не вяжется с человеком, который всегда был таким незаметным, чтобы не сказать – безликим. И это связано не только с его работой в разведке, это соответствует его натуре, потому что даже его биографы с трудом находят интересные истории из его прошлого. Им приходится рассказывать о том, что членам местного клуба рыбаков этот новичок из Ленинграда запомнился исключительно своей невыносимой педантичностью. Рыбаки рассказывают, что он стоически придерживался своих взглядов на то, как правильно насаживать наживку на крючок и под каким углом забрасывать леску и тем самым портил им и без того невеликую радость от рыбалки.
(…)
5 декабря 1989 года Владимир Путин со своими коллегами был занят у себя на работе тем, что сжигал документы. Многие режимы столкнулись с тем, что большие кипы бумаги плохо горят, потому что пламени не хватает кислорода, но каждый режим сталкивается с этим как в первый раз. Говорят, что сотрудники КГБ в Дрездене пропитали горы документов знаменитым русским горючим для танков – над Баутцнер Штрассе поднимался густой дым, который привлек в этот день массу любопытных и демонстрантов, которые как раз собирались штурмовать здание госбезопасности ГДР. Позднее Владимир Путин будет вспоминать об этом вполне по-львиному: он совершенно спокойно смотрел на то, как немцы громят свою секретную службу.
Путин объяснил возбужденной толпе, что это не немецкое, а советское учреждение, что они, так сказать, пришли не по адресу. Ему не поверили. Кто-то спросил: «А вы кто такой? Вы так хорошо говорите по-немецки».
(…)
Я никогда не видел Владимира Путина в пальто. Он показывается на людях в безупречно сидящих официальных костюмах, а иногда в практичной всепогодной куртке, которая распространилась из немецких городов по всему миру, или в куртке летчика с меховым воротником, как в рекламе водки; он показывается в костюме аквалангиста, в обтягивающих свитерах, как у философа-экзистенциалиста, а еще лучше – с оголенным торсом.
Как будто у него в голове засела фраза Достоевского: «Мы все вышли из гоголевской шинели», которая была актуальна и в 19, и в 20 веке, это тянулось от пальто Ленина до пальто Чаушеску, все эти тяжелые, темные зимние пальто, которые не предвещают ничего хорошего – только ночь, холод и гибель, а в самом конце – несколько брызг крови на жесткой ткани. Кожаное пальто тайной полиции, доходящее почти до пола. Шаманское пальто Йозефа Бойса.
Значит, мы все вышли из гоголевской шинели? Однако Владимир Путин решительно отвергает подобные наряды, он снял шинель, и мне кажется, несмотря на ностальгию по СССР, в которой он клянется советским ветеранам, этим он стремится показать, что он понял: 20 век, пришедший к нам из 19-го века, окончательно завершен.
