Свежо предание: корреспондент «МР» Виктория Работнова, чьи маникюрные ножницы вошли в историю сопротивления ГКЧП в Ленинграде, узнала, что стало с активными участниками тех событий.
19 АВГУСТА 1991 года я собиралась в Москву на подписание союзного договора. А рано утром меня разбудил телефонный звонок – звонили ребята, у которых я предполагала остановиться.
«Тебе не стоит, наверное, приезжать», - услышала я, - У нас тут военный переворот… ты радио послушай»… Злая донельзя я поползла на кухню – почему-то была уверена, что это неудачная шутка. И только когда услышала «Лебединое озеро», поняла, что все всерьез…
«Ну, и куда теперь?» - прикидывала я, во второй раз выслушав сообщение ГКЧП. И тут же сообразила, куда - конечно, в Мариинский дворец…
Указ ГКЧП прекращал полномочия президента РФ и мэров Москвы и Ленинграда, но при этом никак не ограничивал деятельность Советов. И было очевидно, что ответ на вопрос «ЧТО ДЕЛАТЬ» будут искать именно в Мариинском, где были особенно сильны демократические позиции.
…Поднявшись по лестнице, вижу, что почти вся журналистская «тусовка» уже в сборе. «Зацепилась глазом» за диктофоны, которые практически все держали «наизготовку» (в белом зале шло заседание президиума) – согласно Указу, всю звукозаписывающую технику надлежало сдать в милицию. Угу, сейчас! Все собирали материал в номер, хотя шансов на то, что этот номер выйдет, было немного…
Из зала выходит депутат ВС России Михаил Молоствов. Он говорит о необходимости организовать сопротивление незаконным действиям ГКЧП. Собирается ехать в Москву. Рядом стоит председатель жилищной комиссии Ленсовета Николай Журавский в защитном комбинезоне (известие о путче застало его в лесу).
«Да, все достаточно серьезно. Но будем бороться», - говорит он. Прежде он был горным спасателем, а до того – воевал в Афганистане, и к экстремальным ситуациям ему не привыкать… остальные выглядят куда менее спокойно…
Вечером решено попытаться созвать внеочередную сессию Совета. Бегу в редакцию «Невского времени». Там тоже «веселуха». Ясности с тем, удастся ли выпустить газету, нет, но все работают.
Оперативную информацию и комментарии решено печатать в виде листовок и раздавать на улицах. Максим Шабалин, наш собкор в Верховном Совете, так и не успевший уехать в отпуск, перехватывает мой билет на поезд – и убегает на вокзал. Отправляю в печать взятые утром комментарии – и снова в Мариинский…
Фото предоставлено Музеем политической истории России
…Народа там стало ощутимо больше – депутаты, вернувшиеся из отпусков, их помощники, журналисты, активисты демократических организаций…
Запомнилось появление Анатолия Собчака – к этому моменту отношения между Советом и мэром были уже далеко не безоблачными, и разногласий накопилось немало, но тогда его встретили бурными аплодисментами. Обе ветви ленинградской власти готовы были действовать вместе.
Возвращаюсь домой – ненадолго. Вижу, что с дачи приехал отец, и это, мягко скажем, не радует, потому что наши взгляды на многие события весьма разнятся, и оценки ГКЧП тоже могут не совпасть. Но, посмотрев пресс-конференцию членов ГКЧП, он, неожиданно для меня, характеризует их как «клоунов».
Говорю, что собираюсь в Мариинский. «Ладно, - неожиданно легко соглашается отец, - только не болтайся одна ночью по городу». В серьезность намерений «клоунов» он не поверил…
Поздно вечером депутаты приехали в Лениздат, где выходили все городские газеты –благодаря им удалось-таки обеспечить их выход. А ночью на Невском творилось что-то фантастическое. Люди с пачками газет и листовок толпились возле Гостиного двора, возле Казанского собора – отсюда газеты развозили по городу, раскидывая по почтовым ящикам.
За происходящим не безучастно наблюдали сотрудники милиции – они охотно брали листовки и обменивались последними новостями с их распространителями. Все происходящее казалось фантасмагорией, и нам было ПОЧТИ весело в эту ночь. А вот на следующую уже стало не до веселья…
20 АВГУСТА днем на Дворцовой прошел грандиозный митинг. Но поздно вечером, когда стало известно, что в Москве к Белому дому двинулись танки, и к Ленинграду тоже стягивают войска, на площади у Мариинского дворца народа было куда меньше…
Фото interpress
Поздно вечером я бежала от метро к Исаакиевской площади. По дороге встретила несколько знакомых. Никто не улыбался – «дело дрянь», сказал один, все остальные согласились.
Баррикады, построенные на подступах к Мариинскому, носили, скорее, символическое значение – все понимали, что, если дело дойдет до дела, их сметут без особого труда. Но каждый делал то, что мог и что считал должным.
Настал момент, когда оставалось только ждать. Мы пили крепкий чай, захваченный мной из дома.
В Синем зале дремали бойцы питерского ОМОНа, их командир курил под лестницей. Юлий Рыбаков, председатель комиссии по правам человека, с очевидным напрягом (сказывался опыт не мирного «взаимодействия» с милицией в прошлые годы) пригласил его присоединиться к нам. Тот согласился, и вот мы уже все вместе сидим за столом, и болтаем о какой-то ерунде, и вдруг…
Вдруг по громкой связи объявили, что в Москве открылась чрезвычайная сессия Верховного Совета России, и что от Белого дома отходят танки, и что Балтийский флот заявил о том, что поддерживает законные органы власти Российской Федерации. И сразу вслед за тем заиграл Гимн Великому городу. И мы еще не поняли, что произошло, и с кружками в руках пошли на балкон, и увидели людей, которые застыли на площади в молчании, и чуть-чуть посветлевший горизонт….
21 АВГУСТА вечером мы снова собрались в Мариинском дворце – но ненадолго и, скорее, по привычке, потому что опасность уже миновала, и баррикады были разобраны.
22 АВГУСТА был митинг на Дворцовой (с хулиганским плакатом «Хунту на….» на трибуне), а, главное, над Мариинским дворцом взвился российский триколор. Поднимал его депутат Ленсовета Виталий Скойбеда.
Виталий числился «радикалом» - в конце 80-х он был активным участником Демократического Союза, на митингах которого неизменно поднимали триколор. Весной 1990-го Скойбеда развернул триколор в зале заседаний Ленсовета (за что получил втык от Анатолия Александровича). Кому еще было поднимать этот флаг, когда он обрел статус государственного символа?
В ту ночь мы гуляли до рассвета, снова и снова возвращаясь на Исаакиевскую площадь, чтобы посмотреть на реющий над куполом Мариинского триколор…
Фото: Роман Киташов, специально для MR7
23 АВГУСТА утром состоялось заседание президиума Ленсовета, на котором решали, что делать с Обкомом КПСС. Решение приостановить его деятельность и опечатать Смольный далось тяжело – дискуссия по этому поводу длилась несколько часов.
Потом в зал заседаний пришел Анатолий Собчак, заявивший, что не собирается его выполнять – это незаконно. Расходились в подавленном настроении.
Приехав домой, я прилегла на диване у включенного телевизора, и проснулась уже во время утреннего выпуска новостей, под бодрый голос диктора, рассказывающего о том, что ночью был опечатан Смольный.
Как выяснилось, ситуация развивалась спонтанно. Сообщение радиостанции «Открытый город» о том, что демократически настроенные граждане собрались «закрывать» Смольный и Виталий Скойбеда, и Юлий Рыбаков и еще несколько членов президиума услышали в такси… и машины, ехавшие в разные концы города, помчались на площадь Пролетарской диктатуры. Уже ночью в бывший штаб революции приехал и председатель Ленсовета Александр Беляев. Был подписан акт об опечатывании Смольного.
СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ. Флаг со Смольного снимали безо всякой помпы. Виталий Скойбеда, один из лидеров ленинградской «Демократической России» Игорь Сошников и несколько журналистов в сопровождении дежурного милиционера прошли по пустым коридорам, поднялись на крышу.
Виталий спустил красный флаг и… мы увидели, что он намертво пришит к веревке. Порывшись в сумочке, я обнаружила там маникюрные ножницы, но попытка срезать ими жесткое полотнище потерпела фиаско – ткань поддавалась с трудом. И тут наш сопровождающий милиционер, потупясь, произнес: «У меня ножик есть»…
Флаг был срезан и передан коменданту на ответственное хранение (кстати, попытки его найти, предпринятые позднее директором музея Политической истории, не увенчались успехом), а оставшуюся на веревке «ленту» разрезали на кусочки и честно поделили между собой участники акции. Триколор закрепили на той же веревке двумя узлами – и подняли вверх…
Вот, кажется, и все…нет. Потому что несколькими неделями позже произошло еще одно событие, неразрывно связанное с историей неудавшегося путча – президиум ВС РСФСР принял решение о возвращении Ленинграду исторического названия – Санкт-Петербург. Проект этого решения писал народный депутат России Юрий Нестеров – собственно, они с Александром Беляевым это и «пробили».
Вот, теперь точно все. Потому что дальше была совсем другая история, и новые баррикады, которые разделяли тех, кто вместе праздновал ту победу, и это, увы, было естественно.
Сегодня уже как-то позабыли, что так называемое демократическое движение конца 80-х-начала 90-х было крайне разнородно. В него входили люди с самыми различными взглядами на политическое устройство страны.
Поэтому вопрос о том, насколько оправдались ожидания защитников Белого дома и Мариинского дворца, представляется мне некорректным. Ну, разные у нас были ожидания… и поводы для сожалений тоже разные.
Общим было лишь ощущение, что ГКЧП пытается тянуть нас назад, куда мы категорически не хотим возвращаться. Поэтому сколь бы острым ни было разочарование от того, что случилось потом, сожалений по поводу позиции, занятой в те сумасшедшие августовские дни, никто не испытывает…
Вспоминают другие
Александр ЩЕЛКАНОВ, председатель исполкома Ленсовета в 1991 году:
«Я узнал о перевороте в поезде Москва-Ленинград – мы как раз возвращались со съезда. Сразу с вокзала поехал в Мариинский дворец. Занимался, прежде всего, организацией связи Ленсовета с внешним миром.
Через радиостанцию «Открытый город», которая находилась во дворце, мы обеспечивали освещение событий, происходящих в Ленинграде и России. Ведь телеканалы и радио в первый день были заблокированы. Ночью ездил в Лениздат, чтобы обеспечить выход газет.
На мой взгляд, это большая удача и для страны, и для людей, что тогда удалось не допустить «отката назад».
Работая председателем исполкома, я хорошо видел, что существовавшая прежде система разваливалась, реанимировать ее было уже невозможно, и, если бы ГКЧП взял власть, то через короткое время это привело бы к полному развалу».
Вячеслав ЩЕРБАКОВ,
вице-мэр в 1991 году:
«К двенадцати часам дня 19 августа я из деревни, где отдыхал, добрался до Геленджика, и по телефону передал приказание дежурному по городу - передать начальнику ГУВД Крамареву, чтобы ОМОН взял под охрану Мариинский дворец. Дежурный начал возражать, ссылаться на категорический запрет ГКЧП, но я ответил: «Вы не ввязывайтесь, передайте приказание Крамареву». Дальше уже бросился в аэропорт…
Самсонов (командующий ЛенВО, которого ГКЧП назначил военным комендантом Ленинграда - ред.) - генерал под присягой, и он не имел права отказаться от той роли, которую ему навязали. Но ведь повел он себя затем не просто по-граждански, он повел себя героически. Приказом Язова в 12 часов 20-го бронетранспортеры должны были быть на Дворцовой площади, но их не было!
Возможность нормального проведения митинга на Дворцовой площади 20 августа во многом зависела от позиции, которую займет генерал Самсонов. Были очень трудные для меня переговоры, и только к утру договорились, что, если не будет беспорядков, военные не вмешаются. Только после этого было принято окончательное решение о митинге.
Больше всего мы тогда опасались провокаций, поэтому Крамарев расставил по моей просьбе надежных офицеров на периметре, примыкающем к окнам Главного штаба. И мы с Крамаревым эту линию «опекали».
Вечером 20-го и Самсонов, и я оценили обстановку как критическую. Мы уже знали: погибли люди в Москве, три парня. Я говорю: «Виктор Николаевич, поймите, что Питер - это не Москва. Мы настолько политизированный город, что, если прозвучит хотя бы один выстрел, город просто «взорвется», мы не должны допустить этого выстрела!»
Он тогда психанул, ящик отодвинул - а там лежит пистолет, и ответил, что, если и произойдет первый выстрел в Ленинграде, то в этом кабинете. У меня челюсть отвисла: суровый мужик, генерал-полковник и такая реакция!
Я был убежден, что Белый Дом будет взят, а за ним и Мариинскому несдобровать. К вечеру 20 августа в Мариинском появилось слишком много «профессионалов» - они изучали, что, где - стало ясно, что они владеют обстановкой, и для того, чтобы сделать свое дело, им надо буквально 10-15 минут. А тут из Москвы звонят: «Стрельба трас-
сирующими пулями, пошли танки, включили прожектора, ослепляют!».
В мой кабинет вбежал Анатолий Собчак: «Все кончено!»... Я согласился: ничего не остается, как ждать развязки. Мы, кстати, с вице-адмиралом Черновым и Щелкановым приняли решение: если дело дойдет до штурма, надо немедленно вывести всех военных из здания, чтобы у нас был главный аргумент - здесь только мирные люди.
Я предложил Собчаку уехать из Мариинского дворца: «Я - профессиональный военный, адмирал, мне стыдно. А вы – лидер. Взятием Белого дома или Мариинского вопрос не будет исчерпан, Мы вас доставим на Кировский завод (мы знали, что Кировский не сдаст), а если будет нужно, то переправим в Кронштадт (были у нас и такие заготовки)».
Еще когда Псковская дивизия двинулась к Ленинграду, мы сразу начали прорабатывать варианты отступления, а в Кронштадте хорошие капониры, там можно долго сидеть. И здесь, в городе, у нас было подготовлено несколько мест.
Людей, которым бы он доверял, у Собчака в этот момент не оказалось, так что я ему дал двух своих офицеров. Они его провели через дворы, посадили в «Москвич», который стоял под видом разбитого на случай отступления.
В городе были два мощных подразделения спецназа: одно в училище путей сообщения, а второе - на Воинова. Да и войска под Ленинградом оставались. Опасность сохранялась и 21-го. Я поехал к Самсонову, мы с ним долго сидели и в присутствии начальника штаба согласовывали временной график отвода от Ленинграда войск и подразделений спецназа. Я не могу точно утверждать, в каком составе они были, но знаю - этих ребят вполне на нас хватило бы».
Аркадий КРАМАРЕВ, начальник ГУВД в 1991 году:
«К тому времени я был человеком со сформировавшимися убеждениями и понимал, что надо делать. Милиция должна защищать закон. Она в те дни была вместе с народом, и это не громкие слова.
У меня ребята, охранявшие объекты жизнеобеспечения – водоканал, хлебопекарни и другие важнейшие предприятия – по 12 часов стояли на посту, некем было заменить. И люди им таскали чай, бутерброды. Я так обрадовался, когда об этом узнал…
Но прошла неделя, все вернулось на круги своя. А тогда действительно было единение! Омоновцев, которые в ночь с 20 на 21-е приехали в Мариинский дворец, воспринимали как единомышленников и защитников.
Сложиться могло по всякому. В псковской десантной дивизии, которую выдвинули к Ленинграду, ребята серьезные, и они могли бы понакрошить, если бы хотели, и если бы их не тормознули в районе Гатчины. На самом деле, то, что дело кончилось миром – большая заслуга Вячеслава Щербакова, который вел переговоры с военными. А многие чиновники звонили мне, требуя предоставить им персональную охрану. А какая охрана… у меня ГУВД в те дни шесть человек охраняло…
При этом помощь предлагали, откуда не ждали. Один криминальный авторитет позвонил – предложил вывести на улицы 200-250 вооруженных людей, готовых «бороться с коммунизмом». Я ответил, что в этом случае дам своим приказ стрелять на поражение. Нам только таких союзников в те дни не хватало».
Александр БЕЛЯЕВ, председатель Ленсовета в 1991 году:
«Когда я приехал с дачи в Мариинский дворец, там уже собрались члены президиума. Никто не оповещал их о том, что будет проходить экстренное заседание, но люди, тем не менее, приехали.
А к вечеру, также без оповещений, подтянулось большинство депутатов Ленсовета – мы смогли открыть сессию.
В той ситуации совет сделал все, что мог сделать. Мы квалифицировали происходящее как государственный переворот, мобилизовали людей, обеспечили разблокировку эфира. И народ нас поддержал – вы же помните стотысячную толпу на митинге на Дворцовой – ни до, ни после такого не было. Именно это сделало невозможным контрдействия со стороны обкома или КГБ.
Утром 19-го я дозвонился до Самсонова. Но он не был склонен вступать в переговоры, сказав, что он обеспечивает режим ЧП, а наша «зона ответственности» - это городское хозяйство.
Потом к нему ездил Анатолий Собчак. Насколько я знаю, Анатолий Александрович призвал Самсонова не вводить в полной мере режим ЧП, призывая задуматься об ответственности за свои действия. Самсонов ответил, что пока не получил приказ вводить войска.
Мне кажется, что письменного приказа об их вводе не было – никто из членов ГКЧП не рискнул взять ответственность. И Самсонову это тоже было не нужно.
А решающим моментом, на мой взгляд, стало то, что члены ГКЧП нигде не встретили поддержки. Мне кажется, они изначально неадекватно оценивали ситуацию. Они считали, что их поддержат партийные структуры – а эти структуры уже не работали.
И на предприятиях тоже поддержки не было. Георгий Хижа – он был тогда председателем Ассоциации промышленных предприятий – приехал к нам в Мариинский, собственно, он и предложил Анатолию Собчаку поехать на Кировский завод. Военные тоже неоднозначно относились к их распоряжениям… Поэтому расчеты на то, что все подчинятся приказу – просто потому, что привыкли подчиняться – не оправдались.
В этом смысле это действительно была революция – в сознании людей. А насколько прогнившей была вся та система, на которую попытался опереться ГКЧП, стало очевидно сразу после победы, когда уже и сотрудники КГБ помогали опечатывать кабинеты Смольного, а сдавал дела – одинокий замсекретаря обкома партии Белов».
Что с ними стало
Александр Щелканов в 1994-м и 1998-м избирался депутатом Законодательного Собрания. Потом ушел из политики – сейчас живет на Валдае.
Аркадий Крамарев с 1994 года был и остается бессменным депутатом городского парламента.
Вячеслав Щербаков в 1996-м году занял пост первого вице-губернатора при Владимире Яковлеве. На этом посту работал до 2000 года. Сейчас – представитель компании Алрос.
Александр Беляев после роспуска Ленсовета был избран членом Совета Федерации. После окончания срока полномочий в политику уже не вернулся. Работает в коммерческой компании.
Михаил Молоствов в 1993-м году был избран депутатом Государственной Думы от партии «Выбор России». В Думу 2-го созыва баллотироваться отказался. Жил в Петербурге. Скончался в 2003 году в Петербурге.
Николай Журавский после роспуска Ленсовета практически отошел от политики, но продолжал активно заниматься градозащитной деятельностью. В 2008-2009 годах был ведущим специалистом комиссии ЗС по городскому хозяйству. Скончался в 2009-м.
Юлий Рыбаков избирался депутатом Госдумы 1-го и 2-го созывов от партии «Выбор России». Сейчас – член правозащитного совета Санкт-Петербурга, организатор и участник художественных выставок.
Виталий Скойбеда после роспуска Ленсовета работал в охранном предприятии. Сам никуда не баллотировался, но принимал активное участие в выборных компаниях. В 2003-м он стал фигурантом уголовного дела по факту распространения «черного пиара» - по версии следствия, он вымогал деньги у студентов, которые вначале согласились расклеить по городу «антиматвиенковские» листовки, а потом передумали. Скойбеде было инкриминировано несколько уголовных статей, предусматривающих до 15 (!) лет тюремного заключения. После этого он «ушел в бега», его местонахождение неизвестно.
Что было вообще
Путч - попытка отстранения Михаила Горбачева с поста президента СССР и смены проводимого им курса, предпринятая Государственным комитетом по чрезвычайному положению (ГКЧП) — группой консервативно настроенных деятелей из руководства ЦК КПСС, правительства СССР, армии и КГБ — 19 августа 1991 года. Закончилась провалом, привела к окончательной утрате КПСС своей власти, и ускорению распада СССР, завершившемуся его ликвидацией в декабре того же года.
Действия ГКЧП сопровождались объявлением чрезвычайного положения, вводом войск в Москву, переподчинением местной власти военным комендантам, введением цензуры в СМИ, отменой ряда прав и свобод граждан.
ГКЧП опирался на силы КГБ, МВД и Министерство обороны.
Сопротивление ГКЧП возглавило руководство РФ (Борис Ельцин, Александр Руцкой, Иван Силаев, Руслан Хасбулатов).
Среди защитников Белого Дома были Мстислав Ростропович, Андрей Макаревич, Константин Кинчев, Александр Городницкий, Маргарита Терехова, Шамиль Басаев, Михаил Ходорковский, Юрий Лужков и его беременная жена Елена Батурина.
Фото: ru.wikipedia.org
Что было в Ленинграде
Утром 19 августа после обращения по ТВ и радио ГКЧП к советскому народу, прозвучало обращение генерал-полковника Самсонова, командующего ЛенВО, которого ГКЧП назначил военным комендантом Ленинграда. В нем Самсонов заявил о введении в городе и на прилегающих территориях чрезвычайного положения и специальных мер, в число которых входили: запрет на проведение массовых мероприятий, изъятие звукозаписывающих технических средств, установление контроля за СМИ и проч.
Здание Ленсовета (Мариинский дворец), в котором была наиболее сильна демократическая фракция, 19 августа превратилось в штаб противодействия путчу, а Исаакиевская площадь перед ним — в постоянный стихийный митинг.
Мэр города Анатолий Собчак по прибытии из Москвы отправился в штаб генерала Самсонова, где убедил последнего воздержаться от ввода войск в город. Затем он выступил на чрезвычайной сессии Ленсовета, а позже обратился к горожанам по телевидению (19 августа ленинградское телевидение было единственным в СССР, которому удалось выпустить в эфир передачу, направленную против путчистов). Горожан попросили выйти утром на Дворцовую площадь на митинг протеста.
20 августа в 5 утра к Ленинграду выступили Витебская дивизия ВДВ КГБ и Псковская дивизия МО, но в город они не вошли, а были остановлены под Сиверской.
На митинге 20 августа на Дворцовой площади приняли участие около 400 тысяч человек.
Историческая справка подготовлена с использованием материалов «Википедии»
