Истории

Александр Невзоров: Российские ученые сдались без боя

Известный публицист порассуждал о том, чем ученый отличается от исследователя и почему научные работники проигрывают священнослужителям.

Нобелевская неделя в очередной раз закончилась для отечественных ученых отсутствием наград. Известный публицист, в последние годы больше занятый исследованиями в области физиологии, порассуждал о том, какое место наука занимает в сегодняшнем российском общественном пространстве.

В последнее время вы очень активны в медийном пространстве: печатаете колонки, даете интервью… Но, сколько можно понять, делаете это без особенной охоты.

Важные вещи нивелируются всей этой медийной активностью. Я получил повестку обратно в жизнь, меня оторвали от моих реторт, горшков, крыс, лошадей, книг. В какой-то момент показалось, что некому воевать, некому противостоять всему этому черносотенному маразму. Потом выяснилось, что этот самый маразм не очень страшен, он существует отдельно от жизни и не грозит существенными разрушениями. Но я, что называется, уже втянулся. Я бы очень хотел покинуть медиа и снова заняться своими книжками и своими, скажем так, исследованиями того, что меня в действительности интересует, но пока не получается.

Кто оплачивает ваши выступления в защиту науки?

А я в защиту науки ни единого слова никогда не говорил. В России науку защищать нельзя: делая это, ты поневоле защищаешь самую антинаучную, самую враждебную науке среду. Если поискать настоящих врагов науки, настоящих врагов подлинного знания, то мы обнаружим их именно в лице отечественной академической среды, которая смертельно ядовита для всякой мысли. Она представлена прелестными — умными, милыми, обаятельными — людьми, которые, объединившись, умудрились парализовать науку и всякое движение, всякое развитие. Сегодняшняя наука в России выглядит позорно, ее невозможно защищать. Когда Леонард Млодинов приехал в Калифорнийский технологический университет, где ему предстояло работать с Ричардом Фейнманом, его вызвал ректор и сказал: занимайся хоть теоретической физикой, хоть биологией, хоть яхты проектируй. Читая такое, понимаешь, что западная наука, не будучи обласканным ребенком государства, стремится прежде всего дать максимальную свободу и максимальные возможности для исследователей, а российская академическая наука занимается диаметрально противоположным: всё, что хоть на миллиметр возвышается над поверхностью, нужно срезать, сравняв с этой поверхностью. В итоге застой, отсутствие результатов в последние лет тридцать, откровенно бредовые проекты…

В России науку защищать нельзя: делая это, ты поневоле защищаешь самую антинаучную, самую враждебную науке среду. Если поискать настоящих врагов науки, настоящих врагов подлинного знания, то мы обнаружим их именно в лице отечественной академической среды, которая смертельно ядовита для всякой мысли.

Например?

Например, пятисотметровый коллайдер, который сейчас строят в Дубне. В ЦЕРНе датчики эффективны потому, что общая длина трассы не меньше 5-6 км, а у нас вдруг сегодня начинают строить объект в десять раз меньше. Это всё равно что сейчас вводить в обиход керосинку, объясняя ее преимущество перед газовой или электрической плитой. У нас цветут совершенно дикие, бредовые дисциплины и концепции: какие-то торсионные поля, память воды, всякие там антропогенезы... 

Российская академическая наука занимается диаметрально противоположным: всё, что хоть на миллиметр возвышается над поверхностью, нужно срезать, сравняв с этой поверхностью. В итоге застой, отсутствие результатов в последние лет тридцать, откровенно бредовые проекты

Что, вот это всё защищать? А ваши выступления в защиту фонда «Династия», финансировавшего издание научно-популярной литературы?

Я лично знаю Дмитрия Борисовича Зимина, и он меня поражает своим благородством и бескорыстием, и я благодарен ему за то, что он издал массу потрясающих книг, которые лично для меня важны. Вся эта летняя история с обзыванием Фонда иностранным агентом способствовала продаже этих книг. Я лично видел в разгар этой вакханалии плакат в одном книжном магазине: «У нас продаются книги, изданные Фондом «Династия»».

Да, но поверьте, что ни Зимин, ни я, ни кто бы то ни было из принимавших посильное участие в этой истории, таких целей себе не ставили. К тому же не забывайте, что книжки «Династии» выпущены очень маленькими тиражами, новых не будет, Фонд закрыт. Две, три, четыре тысячи экземпляров для сегодняшней агрессивно безграмотной и очень злобно настроенной ко всякому научному знанию России это и так уже колоссальные цифры.

Фото: Лидия Невзорова

Куда все это делось? Советские ученые, сколько можно понять, были блестящими популяризаторами науки.

Да, я вспоминаю, какой я был дурак и не ценил лекции по теоретической физике, которые мне читал Юлий Борисович Харитон, один из руководителей советского атомного проекта. Из всех ваших знакомых, наверное, я единственный, кто лично выслушивал лекции Харитона, сидя на атомной бомбе в момент ее испытания на вибростенде.

Книжки «Династии» выпущены очень маленькими тиражами, новых не будет, Фонд закрыт. Две, три, четыре тысячи экземпляров для сегодняшней агрессивно безграмотной и очень злобно настроенной ко всякому научному знанию России это и так уже колоссальные цифры.

И как ощущение?
Очень трясет, как в трамвае.

А страшно?

Какая разница — на бомбе ты сидишь или стоишь, сложив ручки, в трех метрах рядом. Понятно же, что если эта штука жахнет, уже неважно, где ты находишься — хоть в столовой за три километра. Это было на излете советской власти, я тогда приехал в Арзамас-16 делать репортаж. И физики мне сказали, что никаких интервью мне, безмозглому репортёришке, не дадут и ничего снимать не позволят, пока я не буду в материале. И на протяжении долгого времени меня заставляли выслушивать и учить вещи, которые сегодня овладели мной и которые мне кажется столь важными. Тогда я это воспринимал как сущее проклятье. Сегодня я понимаю, что все естественные науки настолько блестяще точно, тонко и исчерпывающе изложены и так понятны, и так легко увязываются в одно целое, что мне смешно, когда идет надувательство щек, демонстрация этой жреческой болезни: мол, это доступно только посвященным и необходимы десятилетия, чтобы приблизиться к пониманию основных принципов фундаментальной науки…

Все естественные науки настолько блестяще точно, тонко и исчерпывающе изложены и так понятны, и так легко увязываются в одно целое, что мне смешно, когда идет надувательство щек, демонстрация этой жреческой болезни: мол, это доступно только посвященным и необходимы десятилетия, чтобы приблизиться к пониманию основных принципов фундаментальной науки…

Вы рассуждаете о фундаментальной науке, не обладая «корочкой» кандидата наук. Что бы вы ответили тем, кто упрекнул бы вас в дилетантизме?

Знания, которые создают науку — это одно, а те, что позволяют ею пользоваться — это другое. Совершенно не обязательно публицисту совершать открытия. Палеонтолог может быть полным дилетантом в космологии или в квантовой механике. Блестящий биохимик обречен быть дилетантом в физиологии. Дилетантами являются все и все имеют равное право голоса. Глобальные темы принадлежит не специфическим ученым, а публицистам, которые занимаются наукой. Можно удивляться тому, почему многие люди сейчас пошли в науку. Потому же, почему в 80-е годы интеллигенция сама чинила себе водопровод. Считалось, что чинить сантехнику должны специальные люди, которые пахнут вантузом, заедают водку сливочным маслом и страшно ругаются матом. Ученые не способны ответить на многие вопросы. Приходится делать за них их работу. А будет еще хуже. Теперь, как выясняется, без визы ФСБ публикация не может появиться даже в специализированном журнале. Эти зашуганные доценты и так уже всего боятся, а теперь еще и это. Мы уже в это играли. Мобильная телефония была изобретена в СССР, но как только стало понятно, что беспроводная связь — это реальность, ею пользовались в лучшем случае члены ЦК и областные начальники управлений госбезопасности. В итоге все сливки сняли американцы, которые изобрели мобильную связь года на три позже нас. Прятать какие-то серьезные разработки глупо, это означает приговорить нашу науку к окончательному отставанию.

Фото: Лидия Невзорова

Попытки назначить православие духовной скрепой, судя по всему, провалились. Со спортом тоже не очень получается. Может ли фундаментальная наука, естественнонаучное знание стать в России национальной идеей?

Нет, в России сегодня это невозможно. У нас есть традиция знания и есть традиция невежества. Традиция невежества здесь всегда была сильней за исключением нескольких десятилетий XIX века и периода, когда наука была продолжением политики, то есть в советское время. Силовым образом сделать ее популярной и востребованной сейчас нет никакой возможности, в этом нет ничьей личной заинтересованности. В Кремле сидят ребята серые, и поэтому, кстати, они с такой легкостью становятся жертвами всяких шарлатанов: у них нет элементарных познаний, которые бы их страховали.

В Кремле сидят ребята серые, и поэтому, кстати, они с такой легкостью становятся жертвами всяких шарлатанов: у них нет элементарных познаний, которые бы их страховали.

А ближний круг президента? Братья Ковальчуки, Андрей Фурсенко — это же всё ученые.

Является ли человек ученым или он просто занимался чем-то, что имеет отношение к науке, всегда становится понятно уже после его смерти. Все мы прекрасно знаем примеры того, как это слово превращалось в какой-то казенный, ни к чему не обязывающий и вместе с тем очень претенциозный титул. И Лепешинская, и Лысенко позиционировали себя именно как ученые. Противниками Галилея были прежде всего его коллеги, а не попы. Именно ученые положили под сукно работы основоположника научной анатомии Бартоломео Евстахия. Поэтому я бы слово «ученый» не употреблял бы в положительном смысле, я бы вообще его не употреблял. Что оно вообще означает?

Человек, который обладает некими навыками и компетенциями в области научного знания.

Давайте заменим это на понятие «исследователь», потому что наука это не набор констант, не набор цифр и фактов. Настоящая наука требует абсолютного презрения не только к традициям человечества, но и к своим собственным традициям в первую очередь. Самая прочная броня, что предстоит пробить, это броня так называемой науки. Вспомните, как шельмовали Дарвина. Именно научное сообщество выступало самым грозным, страшным и подлым противником теории эволюции, а не попы, у которых мозгов даже нет на то, чтобы этому оппонировать. Они не владеют научной терминологией и т. д.

Мобильная телефония была изобретена в СССР, но как только стало понятно, что беспроводная связь — это реальность, ею пользовались в лучшем случае члены ЦК и областные начальники управлений госбезопасности. В итоге все сливки сняли американцы, которые изобрели мобильную связь года на три позже нас.

Почему же тогда священнослужители при всей слабости их позиции сегодня побеждают в российском публичном пространстве?

Потому что они предлагают гораздо более простой, жизненный и, как ни странно, интересный ответ на вопросы, которые задает себе неискушенный человек. Потому что популяризация науки, которая процветает на Западе, у нас сегодня начисто отсутствует. Притом что настоящих блистательных исследований и исследователей у русских было не меньше, а по части физиологии, пожалуй, даже и больше, чем на Западе. Захват общественного пространства, который произвели костюмированные безграмотные люди, именующие себя священниками, — это же не их победа, это проигрыш так называемой науки, которая не смогла быть более интересной, чем поповские сказки. Ученых, как вы этих людей называете, в общем-то эта ситуация устраивает. Есть какие-то грантики, зарплаты маленькие, но стабильные; ни на что не влияющие публикации, — вся эта растительная доцентская жизнь, которую они ведут по уцелевшим университетам и молятся только, чтобы их никто не трогал. Они сами сдали поле боя.

share
print