Бывший политик и публицист Ирина Хакамада — о победах и поражениях, и о собственной роли в современной политике.
Ирина Хакамада в конце апреля провела в Петербурге очередной мастер-класс по формированию имиджа и достижению поставленных целей. Перед событием Ирина поговорила с корреспондентом «МР» о рисках и ошибках, о собственных планах в политике и о феминизме.
«МР»: Что, на ваш взгляд, важнее для достижения успеха: умение менять или приспосабливаться?
И.Х.: В большей степени, конечно, способность менять себя и мир вокруг. Но периодически и приспосабливаться: если вы понимаете, что пока вы этот мир победить не можете, то пусть он вам хотя бы не мешает.
Можно ли сказать, что это некий баланс между западным и восточным подходами?
Да, восточная философия предполагает, что ты спокойно делаешь то, что ты хочешь, избегая разрушающих тебя конфликтов — не нарываясь. Не отвечая агрессией на агрессию, ты экономишь позитивную энергию. Принцип таков: не создай себе врага раньше, чем сам не обрел силу. И самый лучший бой — это тот, которого ты избежал.
Уход из политики для вас: это, скорее, личный выбор, разочарование или поражение?
Наверное, все вместе. Понятно, что мы проиграли битву за страну, — это наше поражение. С другой стороны — разочарование: устройство самой машины власти настолько традиционно, что победить эту машину, будучи в меньшинстве (или, тем более, в одиночку), оказалось невозможно. С третьей стороны, я поняла, что я — человек результата, а не процесса. И поэтому всех результатов, которые я могла достичь в политике на данный момент, я достигла. Я ввела упрощенную систему налогообложения, поддержала малый бизнес, как могла, сформировала имидж современной женщины в политике.
Я, кроме того, поучаствовала в президентской кампании со своей программой, в которой системно изложила свои взгляды по всем актуальным вопросам, и собрала сколько могла голосов. Даже если предположить, что их посчитали, как всегда, в сторону уменьшения, то все равно, максимум, на который я могла рассчитывать - это 8%. Ну и что с этими восемью процентами делать? Если бы я была мужчиной — например, Прохоровым, русским парнем с кучей денег, — то, возможно, были бы иные перспективы. Хотя, чем больше денег, тем больше и опасностей в политике, если ты в оппозиции. Но перспективы были и у меня. Год я в них верила, строила новую партию. А потом я поняла, что меня не зарегистрируют, что демократы опять не хотят быть вместе. Вот только гибель Немцова стала событием, способным их как-то сплотить. И все, этот проект закончился. Я поняла, что у меня больше нет энергии его продолжать.
Но перспективы были и у меня. Год я в них верила, строила новую партию. А потом я поняла, что меня не зарегистрируют, что демократы опять не хотят быть вместе. Вот только гибель Немцова стала событием, способным их как-то сплотить. И все, этот проект закончился. Я поняла, что у меня больше нет энергии его продолжать.
На сегодняшнем телевидении вы часто выступаете как представитель современной оппозиции. Вы ушли из политики, но берете на себя эту роль?
Беру. Это неблагодарная роль, и я потом (после вопросов на «Прямой линии» с президентом — «МР») подверглась атаке в интернете. Но ведь я пришла. А если молчать, то зачем вообще приходить? Ты же знаешь, куда ты идешь, ты знаешь, что из этого обязательно сделают что-нибудь нехорошее.
Я из тех людей, который ставят цель — донести то, что могут донести, — а все остальное их не интересует. Я не думаю о последствиях, я считаю, что это мой гражданский долг. Мало того, я все-таки профессионал, и я знаю, что у меня получится —- задать три вопроса, протолкнуть дополнительно эти смыслы, которые волнуют: чтобы оппозиция была представлена в федеральном парламенте, чтобы заказчик по убийству Немцова был найден, чтобы ситуация на Украине была нормализована. Это вопросы, которые интересуют общество, а я выступаю посредником. Хотя, да, я ушла из политики, и политикой не занимаюсь. И не планирую заниматься — не собираю себе поддержку и голоса на будущее, как многие подозревают.
Этот проект для вас окончательно завершен?
Во всяком случае, ближайшие федеральные выборы я для себя не рассматриваю.
Как вы относитесь к современным феминисткам?
Ну, феминизма в чистом виде сейчас нет. Феминизм — это общественно-политическое движение за права женщин. В развитых странах женщины получили права. Сейчас феминизм развивается в странах Ближнего Востока.
А здесь нужно бороться за возможности. Я поддерживаю борьбу против насилия в семье, работу по созданию адаптивных центров для женщин. Но я не совсем феминистка. Мне не нравится, например, практика квотирования в политических списках. Это же унизительно — проходить по квоте. Мне не нравятся бесконечные споры с мужчинами. С мужчинами вообще спорить бесполезно: они такие, какие есть, и мы такие, какие есть. Нужно находить диалог, компромиссы.
Я отличаюсь от большинства феминисток и по стилю общения с мужчинами: я не настолько радикальна. Мне доставляет огромное удовольствие, если мужчина подает мне пальто, оплачивает за меня ужин. У меня нет никаких комплексов по этому поводу: да, я женщина, я слабая, меня нужно кормить, поить, носить на руках — это нормально.
Я из тех людей, который ставят цель — донести то, что могут донести, — а все остальное их не интересует. Я не думаю о последствиях, я считаю, что это мой гражданский долг. Мало того, я все-таки профессионал, и я знаю, что у меня получится —- задать три вопроса, протолкнуть дополнительно эти смыслы, которые волнуют: чтобы оппозиция была представлена в федеральном парламенте, чтобы заказчик по убийству Немцова был найден, чтобы ситуация на Украине была нормализована
Вы согласны, что в российском обществе сильны патриархальные устои?
Да, мы консервативны. Мы традиционалисты, и поэтому у нас женщинам сложнее. Но в больших городах все начинает меняться: все больше женщин занято в малом бизнесе, все больше успешных, которые рвутся вперед, пытаются все успеть. И если взять сегодняшних 25-летних, рожденных в относительной свободе, такой примитивной мужской дискриминации среди них нет (по крайней мере, в крупных городах). Мальчики и девочки общаются на равных, и мальчики ищут как раз умных девочек.
А я сталкивалась с дискриминацией всегда, везде. И в бизнесе, и в политике. Потому что я занималась этим в те времена, когда все только зарождалось.
Опишите зрителя ваших мастер-классов.
На 70% это женщина. Это представитель среднего класса, уже успешный. Он сумел взять ответственность за свою жизнь на себя, уже кое-чего достиг. То есть это не лузеры, не проигравшие, не маргиналы. Это те, кто может позволить себе купить билет, потратить время на обучение, то есть люди с определенным уровнем ценностей: не купить новую сумку, а совершить прорыв в своей жизни. Это прорывная аудитория.
Я отличаюсь от большинства феминисток и по стилю общения с мужчинами: я не настолько радикальна. Мне доставляет огромное удовольствие, если мужчина подает мне пальто, оплачивает за меня ужин. У меня нет никаких комплексов по этому поводу: да, я женщина, я слабая, меня нужно кормить, поить, носить на руках — это нормально.
Какие цели они перед собой ставят?
Самые разные. Чаще всего, за счет мобилизации человеческих ресурсов хотят и в бизнесе выйти на новый уровень, и в личной жизни решить какие-то проблемы, которые никак не решаются.
В вашей собственной жизни был момент, когда вам самой стоило бы посетить такой мастер-класс?
Конечно. Когда я работала на бирже, Боровой (президент Российской торгово-сырьевой биржи — «МР») изначально предлагал мне очень сильную позицию. Я испугалась и отказалась. Потом за свою трусость я много заплатила — и унижениями, и неинтересной работой в той корпорации, которую фактически сама создавала. Вот если бы тогда я пришла к такой Хакамаде, она бы меня научила: рискуй. Потому что без риска ничего не бывает. Если ты лидер — рискуй, а если нет — тогда и не ной.
Что помогло вам пройти эту эволюцию?
Я же потом исправила ту ошибку: в 1993 году, когда я решила избираться в парламент, Боровой был против, и я ушла. Помогает очень простой принцип: не повторяй ошибку дважды. Первый раз ты на нее всегда имеешь право, но ты идиот, если повторишь ее во второй раз. То есть главный способ — это самообучение. Обратная связь с самим собой — это признак воли и интеллекта.
Современная русская литература не дает серьезных героев. Герой нашего времени если и описан, в популярном смысле, то это чаще всего мент, какой-нибудь антитеррористический разведчик или другой «крутой мужик». Ни у Сорокина, ни у Пелевина, ни у Прилепина нет достойных примеров. Мы не пишем героическую литературу — ни героев, ни, тем более, героинь.
С каким литературным героем вы себя ассоциируете?
В детстве я ассоциировала себя с Андреем Болконским. Эти его вечные метания — то война, то любовь, то разочарование во всем… Я сама была такая мечущаяся натура. А сейчас… Современная русская литература не дает серьезных героев. Герой нашего времени если и описан, в популярном смысле, то это чаще всего мент, какой-нибудь антитеррористический разведчик или другой «крутой мужик». Ни у Сорокина, ни у Пелевина, ни у Прилепина нет достойных примеров. Мы не пишем героическую литературу — ни героев, ни, тем более, героинь.
Следующий мастер-класс Ирины Хакамада в Санкт-Петербурге состоится 27 октября в Театре Эстрады.
