Такая страна, как Советский Союз, несмотря на гнилые корни, не развалится сама. Таким выводом поделился профессор Европейского университета Дмитрий Травин, подводя итог своего лекционного цикла. Но, поскольку она все-таки развалилась, стоит поговорить, почему это произошло и возможно ли повторение.
Общество потребления возникло в России не в 2000-е, а гораздо раньше. При Сталине низкий уровень жизни и нищета были, конечно, зашкаливающими, так что сразу после смерти вождя его наследники стали накачивать страну товарами – при плохо работающей экономике.
С 1963 года СССР начал импортировать хлеб из-за границы. Стало не хватать валюты, и Алексей Косыгин (председатель Совета министров) инициировал разработку нефтегазовых месторождений. Сначала нам везло: в 1973 году разразилась арабо-израильская война. Арабы обиделись на Запад, организация стран-экспортеров нефти монополизировала рынок, взвинтила цены. В общем, СССР сел на нефтяную иглу задолго до перестройки.
В 80-е цена нефти резко пошла вниз. Сейчас все Горбачева ругают: и за экономику, и за заигрывание с Западом, однако в свое время советское общество радостно восприняло перестройку. И сейчас мы поговорим, что стало тому причиной.
Западный образ жизни начал набирать популярность в 70-е - 80-е годы. Люди не знали, как живут на Западе, но, тем не менее, понимали, что мы живем как-то не так. Здесь опять-таки приходится опираться на воспоминания актеров. Вот молодой Муслим Магомаев оказался в Италии на стажировке в Ла-Скала. Посетил случайно столовую для безработных — ассортимент оказался лучше, чем в наших столичных кафе. Танцовщик Булат Шубаев был поражен, когда узнал, что автомобили можно красить в различные цвета, а не только в черный и серый. Это в конце 50-х было дело. А еще в гостинице он забыл свои тапки. Так его разыскали в другом отеле и переслали их туда.
С 1963 года СССР начал импортировать хлеб из-за границы. Стало не хватать валюты, и Алексей Косыгин (председатель совета министров) инициировал разработку нефтегазовых месторождений.
Сейчас-то мы привыкли, что мир цветной, а тогда вся эта яркость, жизнерадостность, праздничность были чем-то совсем нетипичным. Андрон Кончаловский, кинорежиссёр и киноосценарист, удивлялся, что в Риме и Венеции каждый день иллюминация и нарядные толпы на улицах. Все было непривычным: биде в гостиницах, горничные в белых фартуках, а в музее посетителям выдавали подушки, и можно было слушать экскурсовода, сидя на полу (до нас это добралось только в 2000-х).
А в это время у нас… Максим Леонидов, участник бит-квартета «Секрет», вспоминает, что они рылись в помойке, куда, как они знали, выбрасывает вещи американский консул, и отыскивали там разные вещицы из другого мира — пакеты из-под поп-корна, оригинальную бутылку, похожую на женскую фигуру (из под Кока-колы)… В порядке вещей было — взять пожевать чужую жвачку. «Меня самого однажды "угостили" — сказали: жвачка, а оказалось — лыжная мазь. Шутка такая…», — вспоминает Дмитрий Травин.
Свою роль сыграл и западный кинематограф. Дело в том, что как раз в 70-е утратил свое влияние итальянский неореализм: знаменитые режиссеры умирают, и фильмы про бедную жизнь на задворках Италии больше не снимаются. Зато появляются Голливуд и Франция – яркая жизнь: машины, наряды, магазины. Ничего этого у нас не вырезают. Вырезают эротику.
И получается странная вещь — буржуазный образ жизни, их разговоры, интерьеры (вся эта мебель, обои, мансарды) вызывают не отвращение, а, наоборот, соблазняют. Смотришь «Фантомаса» и узнаешь, что есть, оказывается, другая журналистика, где не «Решения партии — в жизнь», а настоящие расследования проводятся.
Довольно скоро советский кинематограф тоже стал копировать этот роскошный элемент: началось с прибалтийских режиссеров, а венцом этого явления стали, конечно, «Семнадцать мгновений весны». Все фашисты в чем-то обаятельные. У всех уютные дома. Вот Штирлиц приезжает домой, ставит машину, отпускает служанку, снимает мундир, пьет коньяк… Позже признается пастору, что он очень любит Париж (а не Парижскую коммуну). В общем, обаяние буржуазное во всей красе.
И пошли косяком фильмы про работу наших на Западе. «Вариант Омега» с Олегом Далем сняли в Таллинне. «Где ты был, Одиссей» — вообще в Париже. Но самым большим прорывом стал Шерлок Холмс.
В Советском Союзе даже самые красивые города приходили в упадок, а над красотой надругались все, кому не лень.
Пусть это всё — иллюзия (кстати, настоящая Бейкер-стрит в Лондоне выглядит абсолютно непривлекательно), но у человека сложилось мнение, что где-то есть такой мир, где все чувствуют себя комфортно. У ленинградцев под боком был Таллинн — маленький квазизапад. В Европе нет лучше сохранившегося немецкого города, чем Таллинн — его, слава богу, не бомбили. В Прибалтику стремились писатели — в Юрмале был дом творчества, а в Пярну у Давида Самойлова был свой дом (чтобы его официально купить, пришлось добиваться разрешения у партийной верхушки).
Но это исключение, а в остальном Советском Союзе даже самые красивые города приходили в упадок, а над красотой надругались все, кому не лень. Допустим, люди интересовались своей страной не меньше, чем Западом. Но поехать в любой из древних городов и попытаться окунуться в прошлое — ну никак не получалось. В Ростове древний кремль стоит в окружении грязных хрущевок. Во всех городах почти все храмы заняты под овощехранилища. Правда, на каждой площади торчит типовой Ильич. Ивангородская крепость запущена полностью: по ступенькам бегают дети, все закутки превращены в туалет. Владимир Солоухин вспоминает, что древние иконы он раскапывал из-под голубинного помета.
В общем, образованному человеку было понятно, что коммунистическая идеология уже мертва, но советская система еще и старую Русь загадила.
И природу тоже. Читайте Бориса Васильева «Не стреляйте в белых лебедей» — там про браконьеров и про то, как система ломает тех, кто с ними борется. И искусство. И производство (смотрите фильм «Мы, нижеподписавшиеся»). Чиновники и бюрократы настолько безразличны к советским идеалам, им настолько наплевать, что эта система кончится очень плохо, что иного конца просто быть не может.
При этом талантливая молодежь не настроена менять систему — она пытается приспособиться так, чтобы обеспечить себе комфорт в системе существующей. Михаил Ходорковский делал карьеру в комсомоле — если б не перестройка, сейчас был бы секретарем по идеологии ленинградского обкома. Все понимают, что дядя на трибуне Мавзолея думает совсем не то, что говорит. Но никто не собирается ломать СССР снизу. Зато когда Горбачев стал ломать его сверху, оказалось, что внизу полно людей, которые разделяют это стремление.
Итак, движения снизу недостаточно. Даже такая гнилая система, как брежневская, держалась до смерти Брежнева на минимально необходимых репрессиях. Репрессии, в основном, касались тех, кого уже предупредили, а они продолжали нарываться. Еще ведь следует учесть, что авторитарный лидер не может выбрать преемника, ведь он, как водится, гениальный, а все вокруг – середнячки. Петр I, Ленин, Сталин — никто преемника не оставил.
Крушение империи в 1991 году означало, как мы помним, еще и потерю территорий. Может ли развалиться Россия, как развалился Союз? Думаю, если случится второй 91-й год, то, безусловно, отвалится Кавказ, кроме Осетии, которая крестьянская, и без России не сможет.
Значит, после смерти лидера начинается борьба группировок. Будет и у нас. Конечно, путинские окруженцы не выйдут на майдан. Но если у нас хотя бы телеканалы будут, как в 90-е, говорить разное, пусть и отражая борьбу кланов, люди будут получать больше информации, например, о коррупции. Начнут хуже к ней относиться. Если к тому добавится повсеместное обеднение, то даже чиновник перестанет быть довольным, потому что он лишится дохода от того малого бизнеса, который он облагал данью. И если недовольные станут множиться даже в чиновничьих рядах — вот тогда система зашатается.
К тому же многим из них претит та негативная идеология, которую нам сейчас насаждают. В смысле: мы живем в осажденной крепости, все вокруг — враги, но у нас есть вождь, и с ним нам не страшно всем противостоять. Позитивная идеология — дружить и созидать — многим нравится больше.
Крушение империи в 1991 году означало, как мы помним, еще и потерю территорий. Может ли развалиться Россия, как развалился Союз? Думаю, если случится второй 91-й год, то, безусловно, отвалится Кавказ, корме Осетии, которая крестьянская, и без России не сможет. Зато Рамзан Кадыров сосуществует с Москвой по феодальному принципу: как только его перестанут кормить, Москва ему станет не нужна. У Дагестана ситуация сложная: там многоэтническое общество, не имеющее единства, а значит, русский язык — единственный способ общения. Это осознаешь, когда оказываешься в Махачкале, где все говорят только на русском.
Помимо Кавказа, возникли бы проблемы с Якутией: очень уж она богатая, и станет еще богаче, когда построят газопровод «Сила Сибири». Пока что вся роль Москвы сводится к получению феодальной ренты, и богатые регионы могут первыми возмутиться этим фактом. А вот национальные – Татарстан, Башкортостан – могут проявить себя по-разному, их судьбу предсказывать трудно. Что касается «вольного города Санкт-Петербурга», идею которого популяризуют некоторые местные интеллектуалы, то это, конечно, фантазии.
