Истории

Александр Невзоров: В Россию надо завезти благостных научных дураков

Известный репортер рассказал «МР» о роли науки в истории нашей страны и о том, почему отечественные ученые не спешат возвращаться на Родину.

- Что вы имели в виду, когда говорили, что советское общество было не атеистическим, а скорее сциентичным?

- Когда мы говорим о советской эпохе, надо понимать, что речь идет о временном и смысловом пироге, где нечто глубокое и сильное часто спрессованно с дичайшим маразмом. И тем не менее, если мы посмотрим на тиражи научной литературы, то начиная с 1957 года издательство «Мир» не упускало ни одного значимого научного труда и выпускало каждый тиражом 200 тысяч экземпляров – это огромные числа для такой литературы. Предпринимались попытки – и довольно успешные – наполнить школу и СМИ научным смыслом. Большевики формировали нового человека, им надо было заполнять идеологическую пустоту, образовавшуюся после того, как религия была убрана как мировоззренческая основа жизни. Вспомните отношение советской власти к Ивану Петровичу Павлову, которому прощалась любая дерзость. Вспомните отношение к знаменитому физиологу Алексею Ухтомскому, типичной контре, который вообще был подпольный епископ старообрядческой церкви, монах в миру, пытавшийся проповедовать в университете. Ни один значимый ученый при советской власти не был репрессирован – разве что Вавилов и несколько его коллег, но те пали жертвой академических интриг и разборок. Отсидевшие Сергей Королёв и прочие оружейники – скорее технологи, чем ученые. Исключения – вроде конфликта Сахарова с государством – только подтверждают правило, и каждый подобный случай нужно рассматривать отдельно.

- Во время борьбы с космополитизмом досталось физикам...

- Никого из них даже с работы не выгнали. Ни один большой ученый, повторюсь, от советской власти не пострадал. Если им и вырывали три волоска из бороды, то потом долго извинялись и отпускали.

- А бесконечно почитаемый вами Лев Николаевич Гумилев, отсидевший в общей сложности больше десяти лет, а ленинградские филологи, изгнанные из Университета в конце 40-х – Григорий Гуковский так и вовсе умер в тюрьме.

- Под учеными я подразумеваю исключительно представителей естественнонаучного и точного знания. Все эти гуманитарии, психологи, юристы, филологи, полагающие, что творог добывают из вареников, – не имеют к науке никакого отношения. И, конечно, Лев Николаевич Гумилев, с которым мне посчастливилось быть знакомым, – это не ученый в строгом смысле. Как и Томас Карлейль, все эти Лосские, Лосевы и проч. Гуманитарное знание, все, что связано с метафизикой – это не наука, и без него вполне можно обойтись. Представьте, что не было Сервантеса, и человечество не знает ничего про тип странных людей, столь точно (тут я спорить не буду) описанный им, – я Дон Кихота имею в виду. Никакой катастрофы не произойдет. Но представьте, что не было открытий Пастера и Павлова – цивилизация сразу погружается в черную дыру.

- Как быть с тем, что при советской власти появилось много совершенно антинаучных теорий – того же Лысенко и Лепешинской, только потому, что авторы этих теорий выражали лояльность советской власти.

- Лепешинская с её попытками реанимировать теорию самозарождения жизни, господствовавшую в конце XVII-XVIII веков, явно пошла не туда, но она навела исследователей на массу полезных мыслей. В науке отрицательный результат – тоже результат. Самая тупая ошибка иногда выводит на головокружительные открытия. Алхимик Фортиниус Люцетус, например, полагал, что Луна сделана из фосфора и на основании этой гипотезы он проводил массу экспериментов. Он спровоцировал необыкновенный интерес к фосфору, из его ошибки родилось множество открытий. Или врач Франц Йозеф Галль, автор бредовой френологической теории, которая, тем не менее, была предшественницей изучения коры головного мозга. Иван Петрович Павлов орал на Владимира Михайловича Бехтерева, утверждая, что тот занимается лженаукой (так, кстати, и появился этот термин). Это не отменяет величия того и другого. Все эти ошибки спровоцировали великие открытия. Никакого конечного знания не бывает. Давайте не будем уподобляться комиссии Российской Академии наук по борьбе со лженаукой.

- Как вы относитесь к деятельности этой самой комиссии?

- Комиссия по борьбе со лженаукой – это громоздкая, недешёвая и по большому счету бессмысленная структура. Если бы та комиссия действовала во времена Гука, Левенгука, Коперника, они были бы объявлены лжеучеными. То, что они утверждали, было ненаучным с точки зрения их современников. Галилея ведь судили не за то, что он посягает на церковные догматы. Его осудили другие ученые, которые отстаивали – и довольно аргументированно – Птолемееву систему. Они были уверены, что Галилей и Коперник трагическим образом заблуждаются. Библейские постулаты тогда уже никого не интересовали. Комиссия по лженауке РАН была создана, чтобы дать отпор Петрику с его фильтрами по очистке воды и прочими глупостями. Но чтобы победить Петрика, достаточно было посадить напротив него обыкновенного учителя физики средней школы и устроить между ними диспут, а ещё мобилизовать парочку сизоносых оперов, которые размотали бы коррупционную составляющую в деятельности Петрика. И просто не мешать им работать.

- Наука предполагает точное знание, дважды два равно четыре, а E=mc2, независимо от того, кто руководит администрацией президента. Если гипотеза не подтверждается результатами эксперимента, она признается ошибочной. Ученые - это особая каста людей, отличающихся особой интеллектуальной честностью, или это такие же люди, как жрецы, воины, артисты, крестьяне, ремесленники и проч.?

- Никакой научной касты нет. Фламмарион был самоучкой. Фарадей понятия не имел о математике, он работал переплетчиком и таким образом имел возможность регулярно почитывать научные труды. Декарт начинал в иезуитском колледже, а потом воевал за деньги, Левенгук сукновал. Я сходу вам назову несколько десятков открытий, совершённых незнакомыми людьми, абсолютно независимо друг от друга. В науке личность никакого значения не имеет. Скучный русский инженер Попов и будущий пламенный итальянский фашист Маркони приходят к одним и тем же выводам. Есть некая логика развития знания, которое выбирает, впрочем, фанатичных, углубленных в исследования людей, в вашем понимании честных, и не имеет значения – развратник-педофил становится орудием развития этого знания или примерный семьянин.

- Вас устраивает реформа, проводимая в Российской Академии наук?

- Академия – бутафорское образование. И закончатся все эти реформы тем же, чем и начались при Петре I, когда из саней на набережные Невы высадили толстых и тощих стариков, которых свезли со всей Европы, и среди них не было ни одного с русской фамилией, Ломоносов появится через двадцать лет. Этот фокус с завербованными специалистами нужно повторить. Напрасно Россия думает, что у неё есть что-то свое. Все самобытное и собственное было брошено в XVII веке, как хлам при переезде. Лицензионно всё. Кроме рабовладения и коррупции ничего у нас оригинального и незаёмного нет. Всё в России сделано по западным лекалам – даже «Евгений Онегин» и «Война и мир». Даже русскую национальную идею изобрели братья Гримм, поскольку славянофильство — это не более, чем простодушная калька с западных теорий «романтического национализма».

- Может, проще не вербовать иностранных ученых, а вернуть наших, тех, кто отсюда уехали?

- Те, кто уехали отсюда, те, кто видели, как орки натираются грязью и отковывают ржавые клинки, в Мордор возвращаться не будут. Привезти сюда можно только не знающих России благостных научных дураков.

share
print